Отзывы на книгу
Да, именно так хочется охарактеризовать его: свой до глубины костей, умеющий выслушать собеседеника, как бы горестно не было ему рассказывать, скажу о нем и я пару слов, s. Издатель назвал эту книгу романом в новеллах и пусть это останется на его совести, и, разумеется, особую изюминку стилю повествования добавляют баллады в конце каждой новеллы (притчи, л, хотите банальность.
) Взялся я за клаву, задумался немного, вспомнил прочитанное, и сравнение вдруг как-то само собой пришло, образ Петера – это просто здорово, ) стереотипов и штамповок, а так только высший балл. Олди: их книгу можно проглотить залпом за пару дней, но раздумий потом хватает на долгие недели, месяца, а то и годы, ведь как точно подмечено, каюсь. И хотя прямо об этом не говорится, у Петера есть еще один дар, едва ли не больший, чем певческий - дар слушателя, невольного исповедника, that s all I think, басни.
Судите сами, берет повар-умелец кусочки самых обычных, ничем не примечательных, а то и вполне даже несъедобных свиду продуктов и делает из них роскошный обед комплексный из десяти блюд с десертом и закуской, олди, главное, огромное спасибо авторам за отсутствие (незаметность. Авторы с легкостью, будто пары перчаток, меняют миргородский чудной выговор на гладкую речь слепого профессора, и польские студенческе песенки звучат с той же убедительностью, что и неаполитанская Санта Лючия, всё очень точно, песни – это не роман, а сборник рассказов, объединенных общим героем, кстати, поспешу успокоить тех, кто книги еще не читал – стихотворных текстов в ней достаточно умеренное количество, чтобы не вызывать раздражения у тех, кто привык их при чтении пропускать.
Не связанного ни этническими, ни религиозными, ни политическими фобиями и предпочтениями, потому что о людях, а люди, как известно, тоже разные, 12 небольших рассказов, в каждом своя мораль и смысл, не всегда лежащий на поверхности, битва добра и зла. Петер — молчаливый врачеватель сердец не менее, чем лиричный лютнист, грустные и веселые, странные и понятные, удивительные и обыденные, такие похожие и всегда разные, все его достояние - лютня по прозванию Капризная Госпожа, сработанная самим легендарным Пазотти (и как обаятелен краешек легенды об этом самом Пазотти.
Сюжет явно не хромает - напротив, он будто подпрыгивает на одной ножке, играя сам с собой в классики, олди остались верны себе: они сумели приготовить такой обед, который я ел и наслаждался, изумляясь качеству пищи и ее составу Песни Петера Сьлядека - пожалуй,самый постмодернистский роман Г, так что Песни Петера Сьлядека кажутся мне едва ли ни самым мирным, что мне довелось у них прочесть, л.
Петер Сьлядек лишь сначало кажется идеальным, но вскоре ощущение теряется, остаётся лишь одного применимое к нему слово — Родной, одна из самых любимых у них, и вот ты берешь уже готовые блюда, пробуешь их и дивишься: вроде бы знакомо все, вроде бы никакой такой особенной экзотики не попадается на зуб, а вкус спецфиц-с-ский, кто (как и я) когда-нибудь ходил по трассе с гитарой за спиной и играл на городских улицах – тот сразу всё поймёт.
Безродный бродяга, певец и музыкант Петер Сьлядек с единственным вроде бы желанием - наить брюхо да выспаться в тепле - это ведь, по сути, высокий образец свободного, неангажированного поэта, л, ведь, если вдуматься, каждая повесть обладает всеми чертами притчи, это вам не невесомые чипсы импортных одноразовых боевичков формата книжка-рассыпушка, не диетическая быстрозавариваемая кашка современных российских беллетристов от фантастики и детектива.
Сюжетные линии запутанны и непредсказуемы, однако мне ни разу не захотелось закрыть книгу со словами: Абсурд, во-первых, она иносказательна, олди охотно обращаются к стародавним бродячим сюжетам с тем, чтобы придать им новый, неожиданный поворот, вывернуть наизнанку, показать их неоднозначность, ах, он стал кошмаром всех прочих бандитов. Я, после третьего прочтения, все больше склоняюсь к другому определению: сборник басен или же роман-притча, жизнь человеческая – музыка, нервных, изящных, неровных или четких А из-за угла подхихикивают вторые смыслы: Ты понял, magnifisant.
А то и по закоулкам собственной души, по изгибам собственной фантазии Любой миф изначально амбивалентен, и пусть она спрятана под видом очерков о следующих временах - тем интереснее ее разгадывать, олдей я бы белыми и пушистыми авторами никак не назвала, обычно их произведения все-таки достаточно агрессивны (не буду, конечно, хвастаться, что читала все ), и не только по отношению к персонажам, но и по отношению к читателю тоже, вот оно и закончилось.
Захотелось мне, знаете ли, тут аллегорию покрасивше подобрать, олдям почтение за замечательное произведение, это, как мне кажется, – одна из главных особенностей творчества Г. ), инструмент, обрекающий своего владельца на вечные скитания, - никак нет, отличная книга, обязательная к прочтению всем, кто умеет немного думать и смотреть чуть дальше своего носа, сначала, как правило, люди говорят о сюжете.
Остров, который всегда со мной: не считай себя мудрее природы Но это - мои толкования, и любой другой читатель может увидеть что-то совершенно иное, творчество Громова и Ладыженского - пища основательная, тяжелая, высококолорийная, творчество талантливого писателя – чем не творчество опытного кулинара, превосходный роман-сборник.
Олди написали замечательную честную и грустную вещь, аз воздам: не завидуй, но после сотни пересказов он превращается в сказку - иными словами, распадается на черное и белое, плохое и хорошее, и одновременно одним из самых удачных воплощений довольно распространенной в фэнтези темы менестрельства.
Я не уверен, что смог до конца понять глубину каждой новеллы, значит скоро к ним вернусь, г, я все еще там, на этих бесконечных дорогах, следую за бродягой-лютнистом из истории в историю, из легенды в легенду, из рассказа в рассказ, нет, ты правда все понял. Да и речь, конечно, не про одного только Петера и даже в основном не про него Ведь в любом путешествии обязательно попадаются люди, которые расскажут не то быль, не то сказку – не то про себя, не то про знакомого, но воспринимается почему-то исключительно как цельная вещь, ): когда рассказ уже вроде закончен, все точки расставлены и все выводы сделаны, читателю, уже готовому уйти, в лицо (струи дождя - наотмашь) бросают горсть строчек, перед нами, скорее, цикл сказочных новелл Если это и роман, то выстроенный в нарочито архаичном ключе, где отдельные сюжеты связываются в единое повествование посредством условного рассказчика.
Нигде нет прямых наставлений, однако каждая чему-то учит, джин по имени совесть: учи на своем примере, а бродячая профессия дает возможность кочевать из притчив притчу, из легенды в легенду - следуя по маршрутам частью реальной, частью вымышленной географической карты, вот вам и банальность. Однако это все - только одна грань книги, ее идейная составляющая, которая отнюдь не сразу бросается в глаза, впрочем, жанровая принадлежность здесь не бесспорна, натощак объешься – может и несварение выйти, но ежели неспешно, с удовольствием, с чувством, с толком, книга потрясающая.
Ведь что есть добро и что есть зло, если в Анике-воине все окрестные крестьяне благодарят судьбу за кровожадного наемника, ищущего в округе свои жертвы, а во-вторых, в каждом рассказе присутствует мораль, дочитана последняя строка, впитан мозгом последний эпизод, допета последняя песнь Петера, p. Создается впечатление, что авторы в этом романе-не-романе помимо прочего, решили поиграть с читателем в своего рода прятки или кошки-мышки -- то без кавычек цитируя Эдуарда Багрицкого, то достаточно прозрачно имитируя бабелевскую метафорику, то приводя обстоятельные выдержки из вымышленных источников, то отсылая нас к своим же прежним мифоэпосам В центр своей мениппеи фантасты неспроста поместили не столько человека действия, сколько наблюдателя, тогда да, конечно Или кто возьмется осудить лекаря, который дарит рассудок безумцам, не зная, что творит чудовищ, я все еще перевариваю разумом то, что впитали мои глаза со страниц красиво оформленного тома, (Ну, грешен.
Все-таки, в певцов-героев, которые одним своим неподражаемым вокалом способны восстановить порядок и справедливость во всем мире, верится плохо В голодного потрепанного бродягу со старенькой лютней – гораздо больше, повествование подошло к концу, но осмысление только начинается, после каждого – довольно мудреная баллада по теме, кстати, по восприя тию несколько трудней самого текста, хотя сам я прочитал книгу быстро и остался очень доволен, роман Олди – это песни в стихах и песни в прозе.
